Эта картина вышла въ воображеніи такой живой и яркой, что Ромашовъ, уже давно шагавшій частыми, большими шагами и глубоко дышавшій, вдругъ задрожалъ и въ ужасѣ остановился на мѣстѣ со сжатыми судорожно кулаками и бьющимся сердцемъ. Но тотчасъ же, слабо и виновато улыбнувшись самому себѣ въ темнотѣ, онъ съежился и продолжалъ путь.
Но скоро быстрыя, какъ потокъ, неодолимыя мечты опять овладѣли имъ. Началась ожесточенная, кровопролитная война съ Пруссіей и Австріей. Огромное поле сраженія, трупы, гранаты, кровь, смерть! Это генеральный бой, рѣшающій всю судьбу кампаніи. Подходятъ послѣдніе резервы, ждутъ съ минуты на минуту появленія въ тылу непріятеля обходной русской колонны. Надо выдержать ужасный натискъ врага, надо отстояться во что бы то ни стало. И самый страшный огонь, самыя яростныя усилія непріятеля направлены на Керенскій полкъ. Солдаты дерутся, какъ львы, они ни разу не поколебались, хотя ряды ихъ съ каждой секундой таютъ подъ градомъ вражескихъ выстрѣловъ. Историческій моментъ! Продержаться бы еще минуту, двѣ,—и побѣда будетъ вырвана у противника. Но полковникъ Шульговичъ въ смятеніи; онъ храбръ—это безспорно, но его нервы не выдерживаютъ этого ужаса. Онъ закрываетъ глаза, содрогается, блѣднѣетъ… Вотъ онъ уже сдѣлалъ знакъ горнисту играть отступленіе, вотъ уже солдатъ приложилъ рожокъ къ губамъ, но въ эту секунду изъ-за холма на взмыленной арабской лошади вылетаетъ начальникъ дивизіоннаго штаба, полковникъ Ромашовъ. «Полковникъ, не смѣть отступать! Здѣсь рѣшается судьба Россіи!..» Шульговичъ вспыхиваетъ: «Полковникъ! Здѣсь я командую, и я отвѣчаю передъ Богомъ и государемъ! Горнистъ, отбой!» Но Ромашовъ уже выхватилъ изъ рукъ трубача рожокъ. «Ребята, впередъ! Царь и родина смот-
