Страница:Полное собрание сочинений А. И. Куприна (1912) т.2.djvu/270

Эта страница была вычитана


вилъ онъ, вставая и пряча очечникъ въ задній карманъ:—впрочемъ, прочитанное сейчасъ постановленіе суда не имѣетъ для васъ обязательной силы. За каждымъ изъ васъ сохраняется полная свобода драться на дуэли, или…—онъ развелъ руками и сдѣлалъ паузу:—или оставить службу. Затѣмъ… вы свободны, господа… Еще два, слова. Ужъ не какъ предсѣдатель суда, а какъ старшій товарищъ, совѣтовалъ бы вамъ, господа офицеры, воздержаться до поединка отъ посѣщенія собранія. Это можетъ повести къ осложненіямъ… До свиданья.

Николаевъ круто повернулся и быстрыми шагами вышелъ изъ залы. Медленно двинулся за нимъ и Ромашовъ. Ему не было страшно, но онъ вдругъ почувствовалъ себя исключительно одинокимъ, странно обособленнымъ, точно отрѣзаннымъ отъ всего міра. Выйдя на крыльцо собранія, онъ съ долгимъ, спокойнымъ удивленіемъ глядѣлъ на небо, на деревья, на корову у забора напротивъ, на воробьевъ, купавшихся въ пыли среди дороги, и думалъ: «Вотъ—все живетъ, хлопочетъ, суетится, растетъ и сіяетъ, а мнѣ уже больше ничто не нужно и не интересно. Я приговоренъ. Я одинъ».

Вяло, почти со скукой пошелъ онъ разыскивать Бекъ-Агамалова и Вѣткина, которыхъ онъ рѣшилъ просить въ секунданты. Оба охотно согласились—Бекъ-Агамаловъ съ мрачной сдержанностью, Вѣткинъ съ ласковыми и многозначительными рукопожатіями.

Итти домой Ромашову не хотѣлось, тамъ было жутко и скучно. Въ эти тяжелыя минуты душевнаго безсилія, одиночества и вялаго непониманія жизни ему нужно было видѣть близкаго, участливаго друга и въ то же время тонкаго, понимающаго, нѣжнаго сердцемъ человѣка.

И вдругъ онъ вспомнилъ о Назанскомъ.