— Помогаетъ?—спросилъ Ромашовъ шутливо.—Что̀ это такое?
— Это тайна, не смѣйте смѣяться. Безбожникъ. Зьой.
«Однако я нынче въ модѣ. Славная дѣвочка»,—подумалъ Ромашовъ, простившись съ Катей. Но онъ не могъ удержаться, чтобы и здѣсь въ послѣдній разъ не подумать о себѣ въ третьемъ лицѣ красивой фразой:
«Добродушная улыбка скользнула по суровому лицу стараго бретера».
Вечеромъ въ этотъ день его опять вызвали въ судъ, но уже вмѣстѣ съ Николаевымъ. Оба врага стояли передъ столомъ почти рядомъ. Они ни разу не взглянули другъ на друга, но каждый изъ нихъ чувствовалъ на разстояніи настроеніе другого и напряженно волновался этимъ. Оба они упорно и неподвижно смотрѣли на предсѣдателя, когда онъ читалъ имъ рѣшеніе суда:
«Судъ общества офицеровъ N—скаго пѣхотнаго полка, въ составѣ—слѣдовали чины и фамиліи судей—подъ предсѣдательствомъ подполковника Мигунова, разсмотрѣвъ дѣло о столкновеніи въ помѣщеніи офицерскаго собранія поручика Николаева и подпоручика Ромашова, нашелъ, что, въ виду тяжести взаимныхъ оскорбленій, ссора этихъ оберъ-офицеровъ не можетъ быть окончена примиреніемъ, и что поединокъ между ними является единственнымъ средствомъ удовлетворенія оскорбленной чести и офицерскаго достоинства. Мнѣніе суда утверждено командиромъ полка».
Окончивъ чтеніе, подполковникъ Мигуновъ снялъ очки и спряталъ ихъ въ футляръ.
— Вамъ остается, господа,—сказалъ онъ съ каменной торжественностью:—выбрать себѣ секундантовъ, по два съ каждой стороны, и прислать ихъ къ девяти часамъ вечера сюда, въ собраніе, гдѣ они совмѣстно съ нами выработаютъ условія поединка. Впрочемъ,—приба-