вознѣ Ромашовъ замѣтилъ ихъ присутствіе и съ трудомъ узналъ ихъ, подойдя вплотную и нагнувшись надъ ними. Это были штабсъ-капитанъ Клодтъ, алкоголикъ и воръ, отчисленный отъ командованія ротой, и подпрапорщикъ Золотухинъ, долговязый, пожилой, уже плѣшивый, игрокъ, скандалистъ, сквернословъ и тоже пьяница, изъ типа вѣчныхъ подпрапорщиковъ. Между обоими тускло поблескивала на столѣ четвертная бутыль водки, стояла пустая тарелка съ какой-то жижей и два полныхъ стакана. Не было видно никакихъ слѣдовъ закуски. Собутыльники молчали, точно притаившись отъ вошедшаго товарища, и, когда онъ нагибался надъ ними, они, хитро улыбаясь въ темнотѣ, глядѣли куда-то внизъ.
— Боже мой, что̀ вы тутъ дѣлаете?—спросилъ Ромашовъ испуганно.
— Т-ссс!—Золотухинъ таинственно, съ предостерегающимъ видомъ поднялъ палецъ кверху.—Подождите. Не мѣшайте.
— Тихо!—короткимъ шопотомъ сказалъ Клодтъ.
Вдругъ гдѣ-то вдалекѣ загрохотала телѣга. Тогда оба торопливо подняли стаканы, стукнулись ими и одновременно выпили.
— Да что̀ же это такое, наконецъ?!—воскликнулъ въ тревогѣ Ромашовъ.
— А это, родной мой,—многозначительнымъ шопотомъ отвѣтилъ Клодтъ:—это у насъ такая закуска. Подъ стукъ телѣги. Фендрикъ,—обратился онъ къ Золотухину.—Ну, теперь подо что выпьемъ? Хочешь подъ свѣтъ луны?
— Пили ужъ,—серьезно возразилъ Золотухинъ и поглядѣлъ въ окно на узкій серпъ мѣсяца, который низко и скучно стоялъ надъ городомъ.—Подождемъ. Вотъ, можетъ-быть, собака залаетъ. Помолчи.
Такъ они шептались, наклоняясь другъ къ другу, охва-
