Гдѣ-то далеко впереди полка сверкнула въ воздухѣ и опустилась внизъ шашка. Это былъ сигналъ для общей команды, и четверо батальонныхъ командировъ разомъ вскрикнули:
— …чо!
Полкъ съ глухимъ дребезгомъ нестройно вскинулъ ружья. Гдѣ-то залязгали штыки.
Тогда Шульговичъ, преувеличенно растягивая слова, торжественно, сурово, радостно и громко, во всю мочь своихъ огромныхъ легкихъ, скомандовалъ:
— Къ це-ре-мо-ні-аль-но-му маршу-у!..
Теперь уже всѣ шестнадцать ротныхъ командировъ невпопадъ и фальшиво разными голосами запѣли:
— Къ церемоніальному маршу!
И гдѣ-то, въ хвостѣ колонны, одинъ отставшій ротный крикнулъ, уже послѣ другихъ, заплетающимся и стыдливымъ голосомъ, не договаривая команды:
— Къ церіальному…—и тотчасъ же робко оборвался.
— Попо-лу-ротна-а!—раскатился Шульговичъ.
— Пополуротно!—тотчасъ же подхватили ротные.
— На двух-взво-одную дистанцію!—заливался Шульговичъ.
— На двухвзводную дистанцію!..
— Ра-вненіе на-права-а!
— Равненіе направо!—повторило многоголосое пестрое эхо.
Шульговичъ выждалъ двѣ-три секунды и отрывисто бросилъ:
— Первая полурота—шагомъ!
Глухо доносясь сквозь плотные ряды, низко стелясь по самой землѣ, раздалась впереди густая команда Осадчаго:
