него около сердца, и хотѣлось часто дышать отъ страннаго, безпричиннаго волненія.
Вдругъ, точно вѣтеръ, пугливо пронеслось по рядамъ одно торопливое короткое слово: «Ѣдетъ, ѣдетъ!». Всѣмъ какъ-то сразу стало ясно, что наступила настоящая, серьезная минута. Солдаты, съ утра задерганные и взвинченные общей нервностью, сами, безъ приказанія, суетливо выравнивались, одергивались и безпокойно кашляли.
— Смиррна! Желонеры, по мѣста-амъ!—скомандовалъ Шульговичъ.
Скосивъ глаза направо, Ромашовъ увидѣлъ далеко на самомъ краю поля небольшую тѣсную кучку маленькихъ всадниковъ, которые въ легкихъ клубахъ желтоватой пыли быстро приближались къ строю. Шульговичъ со строгимъ и вдохновеннымъ лицомъ отъѣхалъ отъ середины полка на разстояніе, по крайней мѣрѣ вчетверо большее, чѣмъ требовалось. Щеголяя тяжелой красотой пріемовъ, поднявъ кверху свою серебряную бороду, оглядывая черную неподвижную массу полка грозныхъ, радостнымъ и отчаяннымъ взглядомъ, онъ затянулъ голосомъ, покатившимся по всему полю:
— По-олкъ, слуш-а-ай! На крра-а-а…
Онъ выдержалъ нарочно длинную паузу, точно наслаждаясь своей огромной властью надъ этими сотнями людей и желая продлить это мгновенное наслажденіе, и вдругъ, весь покраснѣвъ отъ усилія, съ напрягшимися на шеѣ жилами, гаркнулъ всей грудью:
— …улъ!..
Разъ-два! Всплеснули руки о ружейные ремни, брякнули затворы о бляхи поясовъ. Съ праваго фланга рѣзко, весело и отчетливо понеслись звуки встрѣчнаго марша. Точно шаловливыя, смѣющіяся дѣти, побѣжали толпой рѣзвые флейты и кларнеты, съ побѣднымъ торжествомъ
