ловкіе, молодцоватые, прямые, всѣ со свѣжими, чисто вымытыми лицами, съ безкозырками, лихо надвинутыми на правое ухо. Капитанъ Стельковскій, маленькій, худощавый человѣкъ въ широчайшихъ шароварахъ, шелъ небрежно и не въ ногу, шагахъ въ пяти сбоку праваго фланга, и, весело щурясь, наклоняя голову то на одинъ, то на другой бокъ, присматривался къ равненію. Батальонный командиръ, подполковникъ Лехъ, который, какъ и всѣ офицеры, находился съ утра въ нервномъ и безтолковомъ возбужденіи, налетѣлъ-было на него съ крикомъ за поздній выходъ на плацъ, но Стельковскій хладнокровно вынулъ часы, посмотрѣлъ на нихъ и отвѣтилъ сухо, почти пренебрежительно:
— Въ приказѣ сказано собраться къ десяти. Теперь безъ трехъ минутъ десять. Я не считаю себя въ правѣ морить людей зря.
— Не разговарива-а-ать!—завопилъ Лехъ, махая руками и задерживая лошадь.—Прошу, гето, молчать, когда вамъ дѣлаютъ замѣчанія по службѣ-ѣ!..
Но онъ все-таки понялъ, что былъ неправъ, и потому сейчасъ же отъѣхалъ и съ ожесточеніемъ набросился на восьмую роту, въ которой офицеры провѣряли выкладку ранцевъ:
— Гет-то что̀ за безобразіе! Гето, базаръ устроили? Мелочную лавочку? Гето, на охоту ѣхать—собакъ кормить? О чемъ раньше думали! Одѣваться-а!
Въ четверть одиннадцатаго стали выравнивать роты. Это было долгое, кропотливое и мучительное занятіе. Отъ желонера до желонера туго натянули на колышки длинныя веревки. Каждый солдатъ первой шеренги долженъ былъ непремѣнно съ математической точностью коснуться веревки самыми кончиками носковъ—въ этомъ заключался особенный строевой шикъ. Но этого было еще мало; требовалось, чтобы въ створѣ развернутыхъ носковъ помѣ-
