выглядывая въ красное пространство свѣта, то прячась назадъ въ темноту.
Всѣ встали изъ-за стола. Денщики зажгли свѣчи въ стеклянныхъ колпакахъ. Молодые офицеры шалили, какъ школьники. Олизаръ боролся съ Михинымъ, и, къ удивленію всѣхъ, маленькій, неловкій Михинъ два раза подъ рядъ бросалъ на землю своего болѣе высокаго и стройнаго противника. Потомъ стали прыгать черезъ огонь. Андрусевичъ представлялъ, какъ бьется объ окно муха, и какъ старая птичница ловитъ курицу, изображалъ, спрятавшись за кусты, звукъ пилы и ножа на точилѣ—онъ на это былъ большой мастеръ. Даже и Дицъ довольно ловко жонглировалъ пустыми бутылками.
— Позвольте-ка, господа, вотъ я вамъ покажу замѣчательный фокусъ!—закричалъ вдругъ Тальманъ.—Здэсь нэтъ никакой чудеса или волшебство, а не что̀ иной, какъ проворство рукъ. Прошу почтеннѣйшій публикумъ обратить вниманіе, что у меня нѣтъ никакой предметъ въ рукавъ. Начинаю. Ейнъ, цвей, дрей… алле гопъ!..
Онъ быстро, при общемъ хохотѣ, вынулъ изъ кармана двѣ новыя колоды картъ и съ трескомъ распечаталъ ихъ одну за другой.
— Винтъ, господа?—предложилъ онъ.—На свѣжемъ воздухѣ? А?
Осадчій, Николаевъ и Андрусевичъ усѣлись за карты, Лещенко съ глубокимъ вздохомъ помѣстился сзади нихъ. Николаевъ долго, съ ворчливымъ неудовольствіемъ отказывался, но его все-таки уговорили. Садясь, онъ много разъ съ безпокойствомъ оглядывался назадъ, ища глазами Шурочку, но такъ какъ изъ-за свѣта костра ему трудно было присматриваться, то каждый разъ его лицо напряженно морщилось и принимало жалкое, мучительное и некрасивое выраженіе.
Остальные постепенно разбрелись по полянѣ, невда-
