«Спасибо, милый!»—сказалъ ея теплый, попрежнему странно-внимательный взглядъ.
«Какая она сегодня удивительная!»—подумалъ Ромашовъ.
— Ну вотъ и чудесно.—Николаевъ посмотрѣлъ на часы.—Что̀ жъ, господа,—сказалъ онъ вопросительно:—можно, пожалуй, и ѣхать?
— Ѣхать такъ ѣхать,—сказалъ попугай, когда его котъ Васька тащилъ за хвостъ изъ клѣтки!—шутовски воскликнулъ Олизаръ.
Всѣ поднялись съ восклицаніями и со смѣхомъ; дамы разыскивали свои шляпы и зонтики и надѣвали перчатки; Тальманъ, страдавшій бронхитомъ, кричалъ на всю комнату о томъ, чтобы не забыли теплыхъ платковъ; поднялась оживленная суматоха.
Маленькій Михинъ отвелъ Ромашова въ сторону.
— Юрій Алексѣичъ, у меня къ вамъ просьба,—сказалъ онъ.—Очень прошу васъ объ этомъ. Поѣзжайте, пожалуйста, съ моими сестрами, иначе съ ними сядетъ Дицъ, а мнѣ это чрезвычайно непріятно. Онъ всегда такія гадости говоритъ дѣвочкамъ, что онѣ просто готовы плакать. Право, я врагъ всякаго насилія, но, ей-Богу, когда-нибудь дамъ ему по мордѣ!..
Ромашову очень хотѣлось ѣхать вмѣстѣ съ Шурочкой, но такъ какъ Михинъ всегда былъ ему пріятенъ, и такъ какъ чистые, ясные глаза этого славнаго мальчика глядѣли съ умоляющимъ выраженіемъ, а также и потому, что душа Ромашова была въ эту минуту вся наполнена большимъ радостнымъ чувствомъ,—онъ не могъ отказать и согласился.
У крыльца долго и шумно разсаживались. Ромашовъ помѣстился съ двумя барышнями Михиными. Между экипажами топтался съ обычнымъ угнетеннымъ, безнадежно-унылымъ видомъ штабсъ-капитанъ Лещенко, котораго
