Подъѣзжая около 5-ти часовъ къ дому, который занимали Николаевы, Ромашовъ съ удивленіемъ почувствовалъ, что его утренняя радостная увѣренность въ успѣхѣ нынѣшняго дня смѣнилась въ немъ какимъ-то страннымъ, безпричиннымъ безпокойствомъ. Онъ чувствовалъ, что случилось это не вдругъ, не сейчасъ, а когда-то гораздо раньше; очевидно, тревога нарастала въ его душѣ постепенно и незамѣтно, начиная съ какого-то ускользнувшаго момента. Что̀ это могло быть? Съ нимъ происходили подобныя явленія и прежде, съ самаго ранняго дѣтства, и онъ зналъ, что для того, чтобы успокоиться, надо отыскать первоначальную причину этой смутной тревоги. Однажды, промучившись такимъ образомъ цѣлый день, онъ только къ вечеру вспомнилъ, что въ полдень, переходя на станціи черезъ рельсы, онъ былъ оглушенъ неожиданнымъ свисткомъ паровоза, испугался и, самъ этого не замѣтивъ, пришелъ въ дурное настроеніе; но—вспомнилъ, и ему сразу стало легко и даже весело.
И онъ принялся быстро перебирать въ памяти всѣ впечатлѣнія дня въ обратномъ порядкѣ. Магазинъ Свидерскаго; духи; нанялъ извозчика Лейбу—онъ чудесно ѣздитъ; справлялся на почтѣ, который часъ; великолѣпное утро; Степанъ… Развѣ, въ самомъ дѣлѣ, Степанъ? Но нѣтъ—для Степана лежитъ отдѣльно въ карманѣ приготовленный рубль. Что̀ же это такое? Что̀?
У забора уже стояли три пароконные экипажа. Двое денщиковъ держали въ поводу осѣдланныхъ лошадей: бураго стараго мерина, купленнаго недавно Олизаромъ изъ кавалерійскаго брака, и стройную, нетерпѣливую, съ сердитымъ огненнымъ глазомъ, золотую кобылу Бекъ-Агамалова.
