Подполковникъ, повидимому, совсѣмъ забылъ о просьбѣ Ромашова. Онъ водилъ его отъ норы къ норѣ и показывалъ ему своихъ любимцевъ, говоря о нихъ съ такимъ увлеченіемъ и съ такой нѣжностью, съ такимъ знаніемъ ихъ обычаевъ и характеровъ, точно дѣло шло о его добрыхъ, милыхъ знакомыхъ. Въ самомъ дѣлѣ, для любителя, да еще живущаго въ захолустномъ городишкѣ, у него была порядочная коллекція: бѣлыя мыши, кролики, морскія свинки, ежи, сурки, нѣсколько ядовитыхъ змѣй въ стеклянныхъ ящикахъ, нѣсколько сортовъ ящерицъ, двѣ обезьяны-мартышки, черный австралійскій заяцъ и рѣдкій, прекрасный экземпляръ ангорской кошки.
— Что̀? Хороша?—спросилъ Рафальскій, указывая на кошку.—Не правда ли, нѣкоторымъ образомъ, прелесть? Но не уважаю. Глупа. Глупѣе всѣхъ кошекъ. Вотъ опять!—вдругъ оживился онъ.—Опять вамъ доказательство, какъ мы небрежны къ психикѣ нашихъ домашнихъ животныхъ. Что мы знаемъ о кошкѣ? А лошади? А коровы? А свиньи? Знаете, кто еще замѣчательно уменъ? Это свинья. Да, да, вы не смѣйтесь,—Ромашовъ и не думалъ смѣяться:—свиньи страшно умны. У меня кабанъ въ прошломъ году какую штуку выдумалъ. Привозили мнѣ барду съ сахарнаго завода, нѣкоторымъ образомъ, для огорода и для свиней. Такъ ему, видите ли, не хватало терпѣнія дожидаться. Возчикъ уйдетъ за моимъ денщикомъ, а онъ зубами возьметъ и вытащить затычку изъ бочки. Барда, знаете, льется, а онъ себѣ блаженствуетъ. Да это что̀ еще: одинъ разъ, когда его уличили въ этомъ воровствѣ, такъ онъ не только вынулъ затычку, а отнесъ ее на огородъ и зарылъ въ грядку. Вотъ вамъ и свинья. Признаться,—Рафальскій прищурилъ одинъ глазъ и сдѣлалъ хитрое лицо:—признаться, я о своихъ свиньяхъ маленькую статеечку пишу… Только шш!.. секретъ… никому. Какъ-то неловко:
