Онъ повелъ его за собою черезъ всю квартиру, состоявшую изъ пяти-шести комнатъ. Не было въ нихъ ни мебели ни занавѣсокъ. Воздухъ былъ пропитанъ острымъ запахомъ, свойственнымъ жилью мелкихъ хищниковъ. Полы были загажены до того, что по нимъ скользили ноги.
Во всѣхъ углахъ были устроены норки и логовища, въ видѣ будочекъ, пустыхъ пней, бочекъ безъ доньевъ. Въ двухъ комнатахъ стояли развѣсистыя деревья,—одно для птицъ, другое для куницъ и бѣлокъ, съ искусственными дуплами и гнѣздами. Въ томъ, какъ были приспособлены эти звѣриныя жилища, чувствовалась заботливая обдуманность, любовь къ животнымъ и большая наблюдательность.
— Видите вы этого звѣря?—Рафальскій показалъ пальцемъ на маленькую конурку, окруженную частой загородкой изъ колючей проволоки. Изъ ея полукруглаго отверстія, величиной съ донце стакана, сверкали двѣ черныя яркія точечки.—Это самое хищное, самое, нѣкоторымъ образомъ, свирѣпое животное во всемъ мірѣ. Хорекъ. Нѣтъ, вы не думайте, передъ нимъ всѣ эти львы и пантеры—кроткіе телята. Левъ съѣлъ свой пудъ мяса и отвалился,—смотритъ благодушно, какъ доѣдаютъ шакалы. А этотъ миленькій прохвостъ, если заберется въ курятникъ, ни одной курицы не оставитъ—непремѣнно у каждой перекуситъ вотъ тутъ, сзади, мозжечокъ. До тѣхъ поръ не успокоится, подлецъ. И при томъ самый дикій, самый неприручимый изъ всѣхъ звѣрей. У, ты, злодѣй!
Онъ сунулъ руку за загородку. Изъ круглой дверки тотчасъ же высунулась маленькая разъяренная мордочка съ разинутой пастью, въ которой сверкали бѣлые острые зубки. Хорекъ быстро то показывался, то прятался, сопровождая это звуками, похожими на сердитый кашель.
— Видите, каковъ? А вѣдь цѣлый годъ его кормлю…
