гура, которую предложилъ дирижеръ, заключалась въ томъ, что свободный кавалеръ преслѣдовалъ какую-нибудь танцующую пару. Вертясь вокругъ нея и выдѣлывая въ то же время па мазурки, что̀ выходило смѣшнымъ и нелѣпымъ, онъ старался улучить моментъ, когда дама станетъ къ нему лицомъ. Тогда онъ быстро хлопалъ въ ладоши, что̀ означало, что онъ отбилъ даму. Но другой кавалеръ старался помѣшать ему сдѣлать это и всячески поворачивалъ и дергалъ свою даму изъ стороны въ сторону; а самъ то пятился, то скакалъ бокомъ и даже пускалъ въ ходъ лѣвый свободный локоть, нацѣливая его въ грудь противнику. Отъ этой фигуры всегда происходила въ залѣ неловкая, грубая и некрасивая суета.
— Актриса!—хрипло зашепталъ Ромашовъ, наклоняясь близко къ Раисѣ.—Васъ смѣшно и жалко слушать.
— Вы, кажется, пьяны!—брезгливо воскликнула Раиса и кинула на Ромашова тотъ взглядъ, которымъ въ романахъ героини мѣряютъ злодѣевъ съ головы до ногъ.
— Нѣтъ, скажите, зачѣмъ вы обманули меня?—злобно восклицалъ Ромашовъ.—Вы отдались мнѣ только для того, чтобы я не ушелъ отъ васъ. О, если бъ вы это сдѣлали по любви, ну, хоть не по любви, а по одной только чувственности. Я бы понялъ это. Но вѣдь вы изъ одной распущенности, изъ низкаго тщеславія. Неужели васъ не ужасаетъ мысль, какъ гадки мы были съ вами оба, принадлежа другъ другу безъ любви, отъ скуки, для развлеченія, даже безъ любопытства, а такъ… какъ горничныя въ праздники грызутъ подсолнышки. Поймите же: это хуже того, когда женщина отдается за деньги. Тамъ нужда, соблазнъ… Поймите, мнѣ стыдно, мнѣ гадко думать объ этомъ холодномъ, безцѣльномъ, объ этомъ неизвиняемомъ развратѣ!
Съ холоднымъ потомъ на лбу онъ потухшими, скучающими глазами глядѣлъ на танцующихъ. Вотъ проплыла,
