я не изъ тѣхъ, кого бросаютъ. Я сама бросаю, когда захочу. Но я не могу достаточно надивиться на вашу низость…
— Кончимъ же скорѣе,—нетерпѣливо, глухимъ голосомъ, стиснувъ зубы, проговорилъ Ромашовъ.
— Антрактъ пять минуть. Кавалье, оккюпе во дамъ!—крикнулъ дирижеръ.
— Да, когда я этого захочу. Вы подло обманывали меня. Я пожертвовала для васъ всѣмъ, отдала вамъ все, что можетъ отдать честная женщина… Я не смѣла взглянуть въ глаза моему мужу, этому идеальному, прекрасному человѣку. Для васъ я забыла обязанности жены и матери. О, зачѣмъ, зачѣмъ я не осталась вѣрной ему!
— По-ло-жимъ!
Ромашовъ не могъ удержаться отъ улыбки. Ея многочисленные романы со всѣми молодыми офицерами, пріѣзжавшими на службу, были прекрасно извѣстны въ полку, такъ же, впрочемъ, какъ и всѣ любовныя исторіи, происходившія между всѣми семьюдесятью пятью офицерами и ихъ женами и родственницами. Ему теперь вспомнились выраженія въ родѣ: «мой дуракъ», «этотъ презрѣнный человѣкъ», «этотъ болванъ, который вѣчно торчитъ» и другія не менѣе сильныя выраженія, которыя расточала Раиса въ письмахъ и устно о своемъ мужѣ.
— А! Вы еще имѣете наглость смѣяться? Хорошо же!—вспыхнула Раиса.—Намъ начинать!—спохватилась она и, взявъ за руку своего кавалера, засѣменила впередъ, граціозно раскачивая туловище на бедрахъ и напряженно улыбаясь.
Когда они кончили фигуру, ея лицо опять сразу приняло сердитое выраженіе, «точно у разозленнаго насѣкомаго»,—подумалъ Ромашовъ.
— Я этого не прощу вамъ. Слышите ли, никогда! Я
