пошлость, вотъ именно въ родѣ тѣхъ французскихъ дуэлей, о которыхъ мы читаемъ въ газетахъ. Пришли, пострѣляли изъ пистолетовъ, а потомъ въ газетахъ сообщаютъ протоколъ поединка: «Дуэль, по счастью, окончилась благополучно. Противники обмѣнялись выстрѣлами, не причинивъ другъ другу вреда, но выказавъ при этомъ отмѣнное мужество. За завтракомъ недавніе враги обмѣнялись дружескимъ рукопожатіемъ». Такая дуэль, господа, чепуха. И никакого улучшенія въ наше общество она не внесетъ.
Ему сразу отвѣтило нѣсколько голосовъ. Лехъ, который въ продолженіе его рѣчи не разъ покушался докончить свой разсказъ, опять-было началъ: «А вотъ, гето, я, братцы мои… да слушайте же, жеребцы вы». Но его не слушали, и онъ поперемѣнно перебѣгалъ глазами отъ одного офицера къ другому, ища сочувствующаго взгляда. Отъ него всѣ небрежно отворачивались, увлеченные споромъ, и онъ скорбно поматывалъ отяжелѣвшей головой. Наконецъ онъ поймалъ глазами глаза Ромашова. Молодой офицеръ по опыту зналъ, какъ тяжело переживать подобныя минуты, когда слова, много разъ повторяемыя, точно виснутъ безъ поддержки въ воздухѣ, и когда какой-то колючій стыдъ заставляетъ упорно и безнадежно къ нимъ возвращаться. Поэтому-то онъ и не уклонился отъ подполковника, и тотъ, обрадованный, потащилъ его за рукавъ къ столу.
— Гето… хоть ты меня выслушай, прапоръ,—говорилъ Лехъ горестно:—садись, выпей-ка водочки… Они, братецъ мой, всѣ—шалыганы.—Лехъ слабо махнулъ на спорящихъ офицеровъ кистью руки.—Гавъ, гавъ, гавъ, а опыта у нихъ нѣтъ. Я хотѣлъ разсказать, какой у насъ былъ случай…
Держа одной рукой рюмку, а свободной рукой размахивая такъ, какъ будто бы онъ управлялъ хоромъ,
