вертой ротѣ онъ вчера, говорятъ, кричалъ: «Что̀ вы мнѣ уставъ въ носъ тычете? Я—для васъ уставъ, и никакихъ больше разговоровъ! Я здѣсь царь и Богъ!»
Лбовъ вдругъ опять засмѣялся своимъ мыслямъ.
— А вотъ еще, господа, былъ случай съ адъютантомъ въ N—скомъ полку…
— Заткнитесь, Лбовъ,—серьезно замѣтилъ ему Вѣткинъ.—Эко васъ прорвало сегодня.
— Есть и еще новость,—продолжалъ Бекъ-Агамаловъ. Онъ снова повернулъ лошадь передомъ ко Лбову и, шутя, сталъ наѣзжать на него. Лошадь мотала головой и фыркала, разбрасывая вокругъ себя пѣну.—Есть и еще новость. Командиръ во всѣхъ ротахъ требуетъ отъ офицеровъ рубку чучелъ. Въ девятой ротѣ такого холоду нагналъ, что ужасъ. Епифанова закаталъ подъ арестъ за то, что шашка оказалась не отточена… Чего ты трусишь, фендрикъ!—крикнулъ вдругъ Бекъ-Агамаловъ на подпрапорщика.—Привыкай. Самъ вѣдь будешь когда-нибудь адъютантомъ. Будешь сидѣть на лошади, какъ жареный воробей на блюдѣ.
— Ну, ты, азіатъ!.. Убирайся со своимъ одромъ дохлымъ,—отмахивался Лбовъ отъ лошадиной морды.—Ты слыхалъ, Бекъ, какъ въ N—скомъ полку одинъ адъютантъ купилъ лошадь изъ цирка? Выѣхалъ на ней на смотръ, а она вдругъ передъ самимъ командующимъ войсками начала испанскимъ шагомъ парадировать. Знаешь, такъ: ноги вверхъ и этакъ съ боку на бокъ. Врѣзался наконецъ въ головную роту—суматоха, крикъ, безобразіе. А лошадь никакого вниманія, знай себѣ испанскимъ шагомъ раздѣлываетъ. Такъ Драгоміровъ сдѣлалъ рупоръ—вотъ такъ вотъ—и кричитъ: «Поручи-икъ, тѣмъ же аллюромъ на гауптвахту, на 21 день, ма-аршъ!..»
— Э, пустяки,—сморщился Вѣткинъ.—Слушай, Бекъ, ты намъ съ этой рубкой дѣйствительно сюрпризъ пре-
