въ тотъ моментъ, когда надъ ея головою пролетала брошенная ею и все еще качающаяся трапеція, за которую она быстро хваталась, чтобы однимъ размахомъ вновь перенестись на другой конецъ цирка, на свой фіолетовый табуретъ.
Послѣднимъ упражненіемъ въ ихъ номерѣ былъ полетъ съ высоты. Шталмейстеры подтянули трапецію на блокахъ подъ самый куполъ цирка, вмѣстѣ съ сидящей на ней Генріеттой. Тамъ, на семисаженной высотѣ, артистка осторожно перешла на неподвижный турникъ, почти касаясь головой стеколъ слухового окна. Арбузовъ смотрѣлъ на нее, съ усиліемъ подымая вверхъ голову, и думалъ, что, должно-быть, Антоніо кажется ей теперь сверху совсѣмъ маленькимъ, и у него отъ этой мысли кружилась голова.
Убѣдившись, что жена прочно утвердилась на турникѣ, Антоніо опять свѣсился головой внизъ и сталъ раскачиваться. Музыка, игравшая до сихъ поръ меланхолическій вальсъ, вдругъ рѣзко оборвала его и замолкла. Слышалось только однотонное, жалобное шипѣніе углей въ электрическихъ фонаряхъ. Жуткое напряженіе чувствовалось въ тишинѣ, которая наступила вдругъ среди тысячной толпы, жадно и боязливо слѣдившей за каждымъ движеніемъ артистовъ…
— Pronta! — рѣзко, увѣренно и весело крикнулъ Антоніо и бросилъ внизъ, въ сѣтку, бѣлый платокъ, которымъ онъ до сихъ поръ, не переставая качаться взадъ и впередъ, вытиралъ руки. Арбузовъ увидѣлъ, какъ при этомъ восклицаніи Генріетта, стоявшая подъ куполомъ и державшаяся обѣими руками за проволоки, нервно, быстро и выжидательно подалась всѣмъ тѣломъ впередъ.
— Attenti! — опять крикнулъ Антоніо.
Угли въ фонаряхъ тянули все ту же жалобную, одно-