женіяхъ подъ музыку. Не теряя даромъ ни одной секунды и соразмѣряя каждое движеніе съ плавными звуками вальса, Антоніо и Генріетта проворно поднялись подъ куполъ, на высоту верхнихъ рядовъ галлереи. Съ разныхъ концовъ цирка они посылали публикѣ воздушные поцѣлуи: онъ, сидя на трапеціи, она, стоя на легкомъ табуретѣ, обитомъ такимъ же фіолетовымъ атласомъ, какой былъ на ея рубашкѣ, съ золотой бахромой на краяхъ и съ иниціалами A и B посрединѣ.
Все, что̀ они дѣлали, было одновременно, согласно и, повидимому, такъ легко и просто, что даже у цирковыхъ артистовъ, глядѣвшихъ на нихъ, исчезало представленіе о трудности и опасности этихъ упражненій. Опрокинувшись всѣмъ тѣломъ назадъ, точно падая въ сѣтку, Антоніо вдругъ повисалъ внизъ головой и, уцѣпившись ногами за стальную палку, начиналъ раскачиваться взадъ и впередъ. Генріетта, стоя на своемъ фіолетовомъ возвышеніи и держась вытянутыми руками за трапецію, напряженно и выжидательно слѣдила за каждымъ движеніемъ мужа и вдругъ, поймавъ темпъ, отталкивалась отъ табурета ногами и летѣла навстрѣчу мужу, выгибаясь всѣмъ тѣломъ и вытягивая назадъ стройныя ноги. Ея трапеція была вдвое длиннѣе и дѣлала вдвое большіе размахи: поэтому ихъ движенія то шли параллельно, то сходились, то расходились…
И вотъ, по какому-то незамѣтному ни для кого сигналу, она бросала палку своей трапеціи, падала ничѣмъ не поддерживаемая внизъ и вдругъ, скользнувъ руками вдоль рукъ Антоніо, крѣпко сплеталась съ нимъ кисть за кисть. Нѣсколько секундъ ихъ тѣла, связавшись въ одно гибкое, сильное тѣло, плавно и широко качались въ воздухѣ, и атласныя туфельки Генріетты чертили по поднятому вверхъ краю сѣтки; затѣмъ онъ переворачивалъ ее и опять бросалъ въ пространство, какъ разъ