еще немного пищи, рису или крупы, прятались и ѣли потихоньку. Уже не существовало больше друзей, всѣ посматривали другъ на друга съ недовѣріемъ, люди становились даже неблагодарными къ самымъ близкимъ пріятелямъ. Мнѣ самому привелось поступить безсердечно по отношенію къ истиннымъ друзьямъ, и я не могу пройти этого молчаніемъ.
Въ этотъ день всѣхъ насъ терзалъ голодъ, а меня еще вдобавокъ съѣдали паразиты, напавшіе на меня наканунѣ. У насъ не было ни кусочка конины, чтобы поѣсть; мы разсчитывали на нѣсколькихъ отставшихъ людей нашей роты, думая, что они отрѣжутъ кусокъ мяса у какой-нибудь павшей лошади. Мучимый голодомъ, я испытывалъ ощущенія, которыхъ невозможно передать. Я стоялъ возлѣ одного изъ самыхъ близкихъ моихъ товарищей, сержанта Пумо, который грѣлся у костра и посматривалъ по сторонамъ—не подоспѣетъ-ли откуда-нибудь пища. Вдругъ я схватилъ его за руку судорожнымъ движеніемъ и сказалъ: «Другъ мой, еслибъ я встрѣтилъ въ лѣсу кого бы то ни было съ краюхой хлѣба, я заставилъ бы его отдать мнѣ половину!» Но сейчасъ поправился: «Нѣтъ, я убилъ бы его и отнялъ у него весь хлѣбъ!» Сказавъ это, я зашагалъ по направленію къ лѣсу, точно въ самомъ дѣлѣ долженъ встрѣтить тамъ чело- вѣка съ хлѣбомъ. Дойдя до лѣса, я съ четверть часа шелъ по опушкѣ, потомъ, круто повернувъ влѣво, по направленію совершенно противоположному нашему бивуаку, я увидалъ почти на опушкѣ костеръ и си-
