шкурой, провелъ остатокъ ночи вдали отъ проклятыхъ циновокъ, на которыхъ раньше спалъ. Съ тѣми, кто потомъ легъ на мое мѣсто, ничего не случилось; очевидно—я все забралъ на себя.
На другой день, 24-го октября (5-го ноября), мы выступили рано утромъ. Передъ выступленіемъ въ каждомъ полку гвардіи были розданы ручныя мельницы, чтобы молоть хлѣбныя зерна, если таковыя найдутся; но такъ какъ молоть было нечего, а машины были тяжелыя и ненужныя, то отъ нихъ избавились черезъ какія-нибудь сутки. День прошелъ печально—многіе изъ больныхъ и раненыхъ умерли; до тѣхъ поръ они дѣлали нечеловѣческія усилія, надѣясь добраться до Смоленска, гдѣ разсчитывали найти продовольствіе и расположиться на квартирахъ.
Вечеромъ мы остановились на опушкѣ лѣса, гдѣ приказано было устроить убѣжища для ночлега. Немного спустя наша маркитантка, г-жа Дюбуа, жена ротнаго цирюльника, почувствовала себя дурно и черезъ нѣсколько минутъ, на снѣгу и при двадцатиградусномъ морозѣ, произвела на свѣтъ здоровеннаго мальчугана: ужасное положеніе для женщины! Скажу по совѣсти, что при такихъ обстоятельствахъ полковникъ Боденъ, командиръ нашего полка, сдѣлалъ все возможное для облегченія положенія этой женщины: онъ далъ свой плащъ, чтобы прикрыть убѣжище, гдѣ находилась родильница, выносившая свои страданія съ большимъ мужествомъ. Полковой врачъ точно также ничего не пожалѣлъ; словомъ, все обошлось благопо-
