ше двухъ часовъ били ночной сборъ, пока не дошли до мѣста, гдѣ когда-то былъ городъ; теперь онъ весь выгорѣлъ, за исключеніемъ нѣсколькихъ домовъ.
Было часовъ 11, когда мы окончили устраиваться на бивуакахъ и, благодаря остаткамъ отъ сгорѣвшихъ домовъ, нашли достаточно топлива, чтобы развести костры и погрѣться. Но мы терпѣли во всемъ недостатокъ и были до такой степени измучены, что не имѣли даже силъ найти лошадь и украсть ее, чтобы потомъ съѣсть—и вотъ мы рѣшили сперва хорошенько отдохнуть. Одинъ солдатъ роты притащилъ мнѣ для спанья тростниковыя циновки; разостлавъ ихъ передъ костромъ, я улегся, положивъ голову на ранецъ, а ноги протянувъ къ огню.
Не прошло и часа, какъ я отдыхалъ—вдругъ я почувствовалъ по всему тѣлу невыносимый зудъ. Машинально я провелъ рукою по груди и по другимъ частямъ тѣла; каковъ же былъ мой испугъ, когда я убѣдился, что весь покрытъ паразитами. Я вскочилъ, какъ ужаленный, въ одну минуту раздѣлся до-гола и бросилъ въ огонь рубашку и панталоны. Все это затрещало на огнѣ, и хотя на мое тѣло падали крупныя хлопья снѣга, однако я не замѣчалъ холода, такъ я былъ взволнованъ этимъ приключеніемъ.
Наконецъ я вытряхнулъ надъ огнемъ остальную свою одежду, безъ которой не могъ обойтись, и облекся въ послѣднюю остававшуюся у меня смѣну бѣлья. Печально, чуть не плача, я усѣлся на свой ранецъ, и подперевъ голову руками, покрывшись своей медвѣжьей
