ную съ крутыми берегами рѣку и двинулись на Можайскъ. 14-го (26-го) октября мы опять остановились на привалъ, а 15-го (27-го) числа сдѣлавъ переходъ почти безъ остановки до самаго вечера, ночевали подъ самымъ Можайскомъ; въ эту ночь начало морозить. 16-го (28-го) мы выступили спозаранку и днемъ, переправившись черезъ какую-то рѣчонку, очутились на знаменитомъ полѣ сраженія, все еще покрытомъ мертвыми тѣлами и обломками разнаго рода. Кое-гдѣ изъ земли торчали руки, ноги, головы; почти всѣ трупы принадлежали русскимъ—нашихъ, по мѣрѣ возможности, мы всѣхъ предали землѣ. Но такъ какъ все это было сдѣлано на скорую руку, то наступившіе вслѣдъ затѣмъ дожди размыли часть могилъ. Нельзя себѣ представить ничего печальнѣе, какъ зрѣлище этихъ покойниковъ, уже почти утратившихъ человѣческій образъ; послѣ битвы прошло пятьдесятъ-два дня.
Мы расположились бивуакомъ подальше, впереди, и прошли мимо большого редута, гдѣ былъ убитъ и похороненъ генералъ Коленкуръ. Остановившись, мы занялись устройствомъ себѣ убѣжищъ, чтобы какъ можно удобнѣе провести ночь.
Мы развели костры при помощи обломковъ оружія, пушечныхъ лафетовъ, зарядныхъ ящиковъ; относительно воды встрѣтилось затрудненіе: рѣчка, протекавшая возлѣ нашей стоянки и очень маловодная, была вся полна гніющими трупами; пришлось идти на, ¼ лье повыше, чтобы добыть воды, годной къ питью. Когда мы окон-
