ныхъ. Въ десять часовъ, когда всѣ улеглись спать, не желая, чтобы знали, что съ нами женщины, унтеръ-офицеръ съ сержантомъ отправились за нашими красавицами. Сперва онѣ немножко поломались, не зная куда ихъ поведутъ; но давъ понять, что онѣ желаютъ, чтобы я самъ проводилъ ихъ, онѣ пошли за нами довольно охотно и смѣясь. Въ нашемъ распоряженіи оказалась лишняя каморка; тамъ мы помѣстили ихъ, обставивъ комнату всѣмъ, что нашли красиваго и изящнаго изъ пожитковъ, оставленныхъ московскими дамами, такъ что изъ грубыхъ бабъ, какими онѣ были въ дѣйствительности, онѣ сразу превратились въ какихъ-то баронесъ, которымъ однако поручено было стирать и чинить наше бѣлье.
На другой день утромъ, 9-го (21 -го) числа, я услыхалъ сильный ружейный залпъ; это опять разстрѣляли нѣсколько каторжниковъ и полицейскихъ, уличенныхъ въ поджогахъ Воспитательнаго дома и госпиталя, гдѣ лежали наши раненые; черезъ нѣсколько минутъ прибѣжалъ фельдфебель объявить мнѣ, что я свободенъ.
Вернувшись на свою квартиру, я засталъ нашихъ портныхъ, тѣхъ самыхъ, что я спасъ, уже за работой; они кроили большіе плащи изъ сукна съ бильярдовъ, стоявшихъ въ большой залѣ кофейни, гдѣ расположилась наша рота. Я заглянулъ въ комнату, куда помѣстили нашихъ женщинъ; онѣ были заняты стиркой и исполняли свою обязанность довольно неумѣло. И немудрено—онѣ были наряжены въ шелко-
