отвѣта не послѣдовало. Но на второе требованіе, которое я сопровождалъ толчкомъ ноги въ дверь, мнѣ наконецъ отперли.
Я вошелъ; обѣ женщины, увидавъ меня, убѣжали въ сосѣднюю комнату. Я началъ съ того, что затворилъ за собой дверь; субъектъ, лежавшій на диванѣ, не трогался съ мѣста; я узналъ въ немъ тотчасъ же каторжника съ самымъ гнуснымъ, отвратительнымъ лицомъ, такимъ же грязнымъ, какъ его борода и весь его нарядъ, состоявшій изъ овчиннаго тулупа, подпоясаннаго ремнемъ. Онъ имѣлъ при себѣ пику и два факела для поджоговъ, а также два пистолета за поясомъ; предметы эти я первымъ дѣломъ отобралъ у него. Затѣмъ, однимъ изъ факеловъ, толщиною въ руку, я ударилъ его въ бокъ, что заставило его открыть глаза. Увидавъ меня, человѣкъ сдѣлалъ такое движеніе, какъ будто собирался броситься на меня, но упалъ въ растяжку. Я поднесъ къ его лицу дуло одного изъ отобранныхъ мною пистолетовъ; онъ опять тупо уставился на меня, хотѣлъ подняться, но снова упалъ. Наконецъ кое-какъ ему удалось встать на ноги. Видя, что онъ пьянъ, я взялъ его подъ руку и, выведя изъ комнаты, повелъ въ конецъ галереи, раздѣлявшей флигеля, и когда онъ очутился на краю лѣстницы, совершенно прямой, я толкнулъ его; онъ покатился внизъ, какъ боченокъ, и почти ударился въ дверь полицейскаго караула, находившагося напротивъ лѣстницы. Люди стащили его въ каморку, предназначенную для заточенія всѣхъ подобныхъ ему личностей,