входа въ подвалъ я увидалъ что-то черное, безформенное, скорченное. Я подошелъ, и убѣдился, что это трупъ; только сразу невозможно было разобрать—мужчина это или женщина; я и не успѣлъ этого сдѣлать; человѣкъ, заинтересованный въ этомъ дѣлѣ и стоявшій возлѣ меня какъ безумный, страшно вскрикнулъ и упалъ на-земь. При помощи солдата мы подняли его. Придя въ себя, онъ въ отчаяніи сталъ бѣгать по пожарищу, звать своего сына по имени и наконецъ бросился въ подвалъ, гдѣ, я слышалъ, онъ упалъ, какъ безжизненная масса.
Я не нашелъ возможности слѣдовать за нимъ и поспѣшилъ присоединиться къ отряду, предаваясь грустнымъ размышленіямъ насчетъ всего случившагося. Одинъ изъ моихъ товарищей спросилъ меня, куда я дѣвалъ человѣка, такъ хорошо говорившаго по-французски; я разсказалъ ему о трагической сценѣ, разыгравшейся на моихъ глазахъ, и такъ какъ мы все еще стояли на мѣстѣ, то я предложилъ ему взглянуть на пожарище. Мы подошли къ дверямъ подвала; оттуда раздавались стоны. Мой товарищъ предложилъ мнѣ спуститься внизъ, чтобы оказать ему помощь, но я зналъ, что извлечь его изъ этого погреба значитъ обречь на вѣрную смерть—всѣхъ плѣнныхъ предполагалось разстрѣлять—поэтому замѣтилъ, что было бы большой неосторожностью отважиться идти безъ свѣту въ такое темное мѣсто.
Къ счастью раздалась команда: «къ оружію!»—это призывали насъ продолжать путь. Только-что собра-