Но въ 3 часа утра, онъ возобновился съ новой силой и уже не прекращался.
Въ эту ночь, съ 3-го (15-го) на 4-е (16-е), мнѣ пришла охота, и еще двоимъ моимъ товарищамъ, пройтись по городу и посѣтить Кремль, о которомъ мы такъ много наслушались. И вотъ мы отправились; для освѣщенія пути намъ не понадобилось факеловъ, но собираясь посѣтить жилища и подвалы русскихъ бояръ, мы захватили себѣ въ провожатые каждый по человѣку изъ роты, снабженныхъ свѣчами.
Мои товарищи уже немного знали дорогу, такъ какъ ходили по ней два раза, но кругомъ все ежеминутно мѣнялось вслѣдствіе обрушившихся зданій, и мы скоро заблудились. Пробродивъ нѣсколько времени безъ всякаго толка, смотря по тому, какъ позволялъ намъ огонь, мы къ счастью встрѣтили еврея, который рвалъ на себѣ волосы и бороду, глядя, какъ горѣла его синагога, гдѣ онъ состоялъ раввиномъ. Онъ говорилъ по-нѣмецки и могъ повѣдать намъ свое горе: оказывается, онъ и его соплеменники сложили въ синагогу все, что у нихъ было самаго драгоцѣннаго, и вотъ теперь все погибло. Мы пытались утѣшить сына Израиля, взяли его за руку и велѣли вести насъ въ Кремль.
Не могу безъ смѣха вспомнить, что еврей, среди такой-то суматохи, сталъ спрашивать насъ, не имѣемъ-ли мы что продать или вымѣнять. Я полагаю, онъ задавалъ намъ эти вопросы просто по привычкѣ—развѣ въ подобный моментъ мыслима была какая-нибудь
