себя за владѣльца бань. Онъ пришелъ просить у насъ защиты, такъ какъ его домъ собираются поджечь. Я далъ ему четырехъ солдатъ, но они вскорѣ вернулись говоря, что уже поздно — обширное зданіе бань все объято пламенемъ.Нѣсколько часовъ спустя послѣ нашей злополучной экзекуціи солдаты поста пришли доложить имъ, что какая-то женщина, проходившая по площади, бросилась на безжизненное тѣло несчастнаго молодого человѣка. Я пошелъ посмотрѣть; она старалась дать понять намъ, что это ея мужъ или родственникъ. Она сидѣла на землѣ, держа на колѣняхъ голову убитаго, проводила рукой по его лицу, по временамъ цѣловала его, но не проливая ни одной слезы. Наконецъ, утомившись смотрѣть на сцену, раздиравшую мнѣ душу, я заставилъ ее войти въ караульню; я подалъ ей рюмку водки, которую она выпила съ удовольствіемъ; за этой рюмкой послѣдовала вторая, третья и еще другія, — сколько бы ей ни предлагали. Она старалась объяснить намъ, что не уйдетъ отсюда три дня, дожидаясь, пока мертвый не воскреснетъ; очевидно, она думала, какъ все русское простонародье, что по прошествіи трехъ дней покойникъ является своимъ близкимъ; въ концѣ-концовъ она заснула на диванѣ.
Въ пять часовъ наша рота вернулась на площадь; она снова была отряжена пикетомъ, такъ что моя надежда отдохнуть не осуществилась—я опять былъ назначенъ въ дежурство на сутки. Остальная часть полка, точно также, какъ часть гвардіи, были заняты
