увидали троихъ русскихъ, поджигавшихъ православную церковь. Замѣтивъ насъ, двое побросали свои факелы и убѣжали; мы подошли къ третьему—тотъ не бросилъ факела, а, напротивъ, старался привести въ исполненіе свое намѣреніе; но ударъ прикладомъ въ затылокъ сломилъ его упрямство. Въ ту же минуту мы встрѣтили патруль егерей, заблудившихся точно также, какъ и мы. Командовавшій ими сержантъ разсказалъ мнѣ, что они видѣли каторжниковъ, поджигавшихъ нѣсколько домовъ, и что одному изъ нихъ онъ принужденъ былъ отсѣчь кисть руки саблей, чтобы заставить его бросить факелъ, но когда факелъ выпалъ у него изъ правой руки, онъ поднялъ его лѣвой, съ намѣреніемъ продолжать поджоги; они принуждены были убить его.
Немного дальше мы услыхали голоса женщинъ, звавшихъ на помощь по-французски; мы вошли въ домъ, откуда слышались крики, думая, что это маркитантки арміи въ дракѣ съ русскими. Войдя, мы увидали разбросанные въ безпорядкѣ разнообразные костюмы, показавшіеся намъ очень богатыми, и навстрѣчу намъ вышли двѣ дамы, взволнованныя и растрепанныя. При нихъ былъ мальчикъ лѣтъ 12—15; онѣ умоляли насъ, оказать имъ покровительство противъ солдатъ русской полиціи, которые хотѣли поджечь ихъ жилище, не давъ имъ времени унести свои пожитки, между коими была одежда Цезаря, шлемъ Брута, латы Іоанны д’Аркъ; дамы объяснили намъ, что онѣ актрисы, что мужья ихъ поневолѣ должны были уйти въ по-
