ергардѣ, а вы живы и впереди! Ну, и прекрасно! Не встрѣчали-ли вы позади людей нашего полка?» Я отвѣчалъ, что трое сутокъ я бродилъ съ однимъ гренадеромъ по лѣсу, чтобы не быть захваченнымъ въ плѣнъ русскими. Наконецъ подошла наша рота; я успѣлъ занять свое мѣсто на правомъ флангѣ, а товарищи еще не замѣтили меня; они шли понуривъ головы и уставивъ глаза въ землю, почти ничего не видя, до такой степени морозъ и бивуачный дымъ испортилъ имъ зрѣніе. Узнавъ, что я вернулся, они подошли ко мнѣ и засыпали меня вопросами, на которые я не въ силахъ былъ отвѣчать, до того я былъ растроганъ, очутившись среди нихъ, точно я вернулся въ свою родную семью! Они говорили мнѣ, что не постигаютъ, какъ это я могъ отстать отъ нихъ, и что это не случилось бы, еслибъ они во время замѣтили, что я боленъ и не могу слѣдовать за ними. Окинувъ глазами роту, я увидалъ, что она еще значительно убыла. Капитана не было съ ними: всѣ пальцы на ногахъ у него отвалились. Въ настоящую минуту не знали, гдѣ онъ—говорятъ, онъ ѣхалъ на плохой клячѣ, съ трудомъ добытой для него.
Двое моихъ друзей, Гранжье и Лебудъ, видя, что я еле держусъ на ногахъ, взяли меня подъ руки. Мы присоединились къ фузелерамъ-егерямъ. Я не помню, чтобы когда-нибудь въ жизни мнѣ такъ сильно хотѣлось спать, но дѣлать нечего, приходилось маршировать дальше. Мои друзья убѣждали меня подремать немного, пока они ведутъ меня подъ-руки, и мы дѣлали это по очереди, такъ какъ ихъ тоже клонило ко
