Мы собрались выйти на большую дорогу, отстоявшую всего на разстояніи десяти минутъ ходьбы, вдругъ насъ оцѣпили пятеро нѣмцевъ, требуя, чтобы мы выдали имъ лошадь на убой и обѣщая дать намъ нашу долю. Двое уже схватили ее за уздечку, но Пикаръ, не желавшій допускать такого насилія, отвѣчалъ имъ на сѣверномъ нѣмецкомъ языкѣ, что если они не отпустятъ уздечку, то онъ раскроитъ имъ головы саблей. И выхватилъ ее изъ ноженъ. Нѣмцы все не слушались. Тогда онъ закатилъ тѣмъ двумъ, что держали уздечку, могучій ударъ кулакомъ, такъ что они свалились на снѣгъ, выпустивъ уздечку. Онъ далъ мнѣ подержать лошадь и сказалъ двоимъ другимъ: «Ну-ка подходите, коли посмѣете!» Но увидя, что ни одинъ изъ нихъ не трогается съ мѣста, онъ вытащилъ изъ котла, привязаннаго на лошади, три куска мяса и бросилъ ихъ солдатамъ. Тотчасъ же валявшіеся на землѣ вскочили, чтобы получить свою долю. Я видѣлъ, что они умираютъ съ голоду и, чтобы вознаградить ихъ за побои, я пожертвовалъ имъ еще трехфунтовый кусокъ, сваренный на бивуакѣ у озера. Они кинулись на него какъ голодные звѣри, и мы продолжали путь.
Немного подальше, мы набрели еще на два костра, почти потухшихъ, вокругъ которыхъ сидѣли измученные люди. Двое заговорили съ нами; одинъ освѣдомился: «Правда-ли, что насъ размѣстятъ по квартирамъ?» А другой крикнулъ: «Товарищи, что эта лошадь предназначается на убой? Я прошу хоть немножко крови!» На это мы не отвѣчали ни слова. Мы
