выдержкой, успокоилъ насъ, увѣряя, что скоро дорога расширится.
Къ довершенію бѣды опять повалилъ снѣгъ съ такой силой, что мы совсѣмъ сбились. Нашъ проводникъ заплакалъ, говоря, что совсѣмъ не знаетъ, гдѣ мы находимся.
Мы хотѣли-было вернуться вспять, но тамъ было еще хуже — снѣгъ валилъ прямо въ лицо и намъ ничего не оставалось дѣлать, какъ пріютиться подъ купу большихъ сосенъ и выжидать, когда угодно будетъ Богу прекратить ненастье. Такъ продолжалось еще съ полчаса. Мы начинали коченѣть отъ стужи. По временамъ Пикаръ разражался ругательствами, или, наоборотъ, начиналъ напѣвать свою пѣсенку.
Жидъ только и твердилъ: «О, Господи! о, Господи!» Что касается меня, то я молчалъ, зато думалъ мрачныя думы. Не будь на мнѣ медвѣжьей шкуры да раввинской ермолки подъ киверомъ, мнѣ кажется, я непремѣнно замерзъ бы.
Когда непогода немного поулеглась, мы опять старались оріентироваться; послѣ метели наступило полное затишье — мы потеряли возможность различать, гдѣ сѣверъ, гдѣ югъ. Словомъ, окончательно сбились. Мы продолжали идти впередъ на обумъ, но я замѣчалъ, что мы только кружимъ и возвращаемся все на то же мѣсто.
Пикаръ продолжалъ ругаться, и на этотъ разъ досталось жиду.
Между тѣмъ, прошагавъ еще нѣкоторое время, мы
