ніяхъ молодыя деревца, березки или сосны, которыя мы оставляли позади себя.
Мы прошли съ полъ-лье по этой новой дорогѣ, вдругъ набрели на какую-то избу. Да и пора было, силы начали измѣнять намъ. Рѣшено было сдѣлать тамъ привалъ на полчаса, чтобы поѣсть и покормить лошадь. На наше счастье мы нашли въ хижинѣ много сухого топлива, двѣ грубыхъ деревянныхъ лавки и три овчины, которыя рѣшили захватить съ собой, на случай если намъ придется заночевать въ лѣсу.
Мы погрѣлись, закусивъ кускомъ конины. Нашъ проводникъ отказался ѣсть конину, но вытащилъ изъ подъ своего плаща скверную лепешку изъ ржаной муки пополамъ съ мякиной, которую мы, однако, поспѣшили раздѣлить съ нимъ. Онъ клялся намъ Авраамомъ, что у него ничего больше нѣтъ, кромѣ этого, да горсти орѣховъ; все это мы подѣлили на четыре части — ему дали двѣ, а себѣ каждому по одной. Потомъ выпили по шкалику скверной водки. Я поднесъ шкаликъ и жиду, но онъ отказался, чтобы не пить изъ одного сосуда съ нами. Онъ протянулъ намъ руку, сложенную горстью и мы туда плеснули ему водки, которую онъ и проглотилъ съ наслажденіемъ.
Онъ объявилъ, что до слѣдующей лачуги остается идти не меньше часу. И вотъ, опасаясь наступленія ночи, мы рѣшили пуститься въ путь не медля, идти было невѣроятно трудно, до того дорога стала узка,—можно сказать, дороги совсѣмъ но было. Однако Самуилъ, нашъ проводникъ, дѣйствительно обладавшій
