и присягою, я охотно остался бы здѣсь, въ этой избѣ, среди лѣса, съ этими добрыми людьми».—Успокойтесь, отвѣчалъ онъ, — мнѣ приснился сонъ, предвѣщающій благополучіе. Снилось мнѣ, будто я въ казармѣ, въ Курбвуа, закусываю колбасой, принесенной теткой-колбасницей,[1] и пью бутылку Сюренскаго вина.
Пока Пикаръ говорилъ, я замѣтилъ, что онъ очень красенъ и часто подноситъ руку къ правой сторонѣ лба и къ тому мѣсту, куда онъ былъ раненъ пулей. Я спросилъ его, не болитъ-ли у него голова? Онъ отвѣчалъ, что болитъ, вѣроятно вслѣдствіе жары или оттого, что онъ слишкомъ заспался. Но мнѣ показалось, что у него лихорадка. Его экскурсія въ казармы Курбвуа подтверждала мои опасенія. «Хочу продолжить свой сонъ и опять повидаться съ теткой-колбасницей. Покойной ночи!» Не прошло двухъ минутъ, какъ онъ заснулъ.
Я тоже захотѣлъ отдохнуть, но мой сонъ постоянно прерывался болями въ поясницѣ вслѣдствіе усиленной ходьбы. Немного прошло времени съ тѣхъ поръ, какъ уснулъ Пикаръ, вдругъ послышался лай собаки. Оби-
- ↑ Тетка-колбасница была старуха, приходившая каждый день въ 6 часовъ утра въ казармы Курбвуа, гдѣ мы стояли, и приносившая намъ за десять сантимовъ кусокъ колбасы, которой мы угощались передъ ученьемъ, запивая Сюренскимъ виномъ на 10 сантимовъ, въ ожиданіи десяти-часовой похлебки: кто изъ велитовъ или старыхъ гренадеровъ не помнитъ старой колбасницы?
