ренъ и рубленой соломы, царапавшей горло. Намъ объяснили, что это русскій хлѣбъ; въ трехъ лье отсюда французы разбили русскихъ сегодня утромъ и завладѣли большимъ обозомъ[1]; что евреи, сообщившіе это извѣстіе и бѣжавшіе изъ селеній, лежавшихъ по дорогѣ въ Минскъ, продали имъ этотъ несъѣдобный хлѣбъ. Словомъ, хотя я уже съ мѣсяцъ не ѣдалъ хлѣба, но былъ не въ состояніи откусить отъ него,—такъ онъ былъ черствъ. Къ тому же губы мои были потресканы и точили кровь.
Замѣтивъ, что мы не въ состояніи ѣсть этого хлѣба, они принесли намъ кусокъ баранины, картофелю, луку и соленыхъ огурцовъ. Словомъ, отдали намъ все, что у нихъ было, увѣряя, что постараются изо всѣхъ силъ достать для насъ чего-нибудь получше. А пока что, мы положили баранину въ котелъ, чтобы сварить изъ нея супъ. Старикъ разсказалъ намъ, что въ полъ-верстѣ находится селеніе, куда бѣжали евреи изъ опасенія быть ограбленными и, такъ какъ они забрали съ собой свои запасы, то онъ надѣется добыть у нихъ чего- нибудь получше для насъ. Мы хотѣли дать ему денегъ. Онъ отказался, говоря, что на это пойдутъ деньги,
- ↑ Это сраженіе съ русскими, о которомъ говорилъ полякъ, было стычкой между русскими и армейскимъ корпусомъ маршала Удино; онъ не доходилъ до Москвы, но все время оставался въ Литвѣ; тутъ онъ встрѣтился съ русскими, шедшими намъ навстрѣчу, чтобы отрѣзать намъ отступленіе. Маршалъ нанесъ имъ пораженіе, но, отступивъ, они отрѣзали мостъ черезъ Березину.
