выстрѣлъ, подхваченный эхомъ: мы опасались, чтобы этимъ не навести кого-нибудь на нашъ слѣдъ.
Послѣ сцены съ плѣнными и разсказовъ офицера про судьбу императора и арміи, бѣдный Пикаръ сталъ самъ не свой. Все это повліяло на его характеръ и по временамъ онъ жаловался на сильную головную боль, говоря, что это вовсе не послѣдствія пистолетной раны, а что-то другое, чего онъ не умѣетъ мнѣ объяснить. Вотъ и теперь онъ позабылъ, что ружье его было заряжено. Послѣ выстрѣла онъ молчалъ нѣкоторое время, потомъ выбранилъ самого себя «простофилей», и «старымъ дуракомъ». Нѣсколько собакъ лаемъ отозвалось на нашъ выстрѣлъ. Тогда Пикаръ сказалъ, что онъ не удивится, если сейчасъ насъ начнутъ травить какъ волковъ; хотя я самъ тревожился не меньше его, однако возразилъ ему, для его успокоенія, что ничего не боюсь въ такой часъ и при такой погодѣ.
Черезъ нѣсколько минутъ у насъ получился прекрасный костеръ, такъ какъ дрова, окружавшія насъ въ большомъ количествѣ, были очень сухи. Кстати, мы сдѣлали одно открытіе, обрадовавшее насъ—за дровами мы нашли кучу соломы, вѣроятно спрятанной тамъ мужиками. Судя по этой находкѣ, можно было думать, что провидѣніе еще не совсѣмъ покинуло насъ. Пикаръ сказалъ мнѣ: «Бодритесь, землякъ, вотъ мы и спасены, по крайности на нынѣшнюю ночь! Завтра Богъ довершитъ остальное, и если, въ чемъ я не сомнѣваюсь, намъ посчастливится присоединиться къ импе-
