рошо помнить!—«Еще бы не помнить! Вотъ почему я васъ и спрашиваю—нельзя-ли было бы тогда съ помощью ловкости и старанья починить этотъ котелъ?» — Конечно нѣтъ, какъ и тѣ двѣ головы, что оторвала тогда граната—головы Грегуара и Лемуана.—«Чортъ побери! какъ это вы помните ихъ имена».—И никогда не забуду: Грегуаръ былъ велитъ, какъ и я, вдобавокъ закадычный другь мой! У меня были въ этотъ день въ котлѣ бобы и сухари.—«Да отвѣчалъ Пикаръ, они разлетѣлись и попали намъ въ рожи. Господи! что за денекъ былъ!»
Пока мы разговаривали, снѣгъ таялъ въ нашемъ котлѣ. Мы наложили туда мяса побольше, чтобы не только поѣсть теперь, но и взять съ собой въ дорогу.
Изъ любопытства я заглянулъ, что заключается въ сумкѣ изъ сѣрой парусины, поднятой мною наканунѣ возлѣ двухъ несчастныхъ, которыхъ я нашелъ умирающими на краю дороги. Тамъ было три индѣйскихъ платка, двѣ бритвы и нѣсколько писемъ на французскомъ языкѣ, помѣченныхъ изъ ІІІтутгарда на имя г. Жака, баденскаго офицера въ драгунскомъ полку. Письма были отъ сестры и полны нѣжности. Я сохраниль ихъ, но когда я попалъ въ плѣнъ, они пропали.
Сидя передъ огнемъ, у входа въ крытое убѣжище, выбранное нами и повернувшись спиной къ сѣверу, Пикаръ открылъ свой ранецъ. Онъ вытащилъ оттуда платокъ, въ одномъ уголкѣ котораго была завязана соль, а въ другомъ крупа. Давно уже я не видывалъ такой роскоши; я вытаращилъ глаза при одной мысли, что буду
