же длины, въ видѣ молота, онъ обернулъ его тряпкой, чтобы не стучать ударяя и храбро принялся за ремесло котельника; онъ даже пѣлъ и мѣрно ударяя по котлу, ту самую пѣсенку, которую пѣвалъ всегда во главѣ роты во время ночныхъ переходовъ:
C’est ma mie l’aveugle,
C’est ma mie l’aveugle,
C’est ma fantasie
J’en suis amoureux!
Услышавъ этотъ басистый голосъ какъ изъ бочки, я не могъ удержаться отъ замѣчанія: «Старый товарищъ, что это вы выдумали—теперь не время пѣть». Пикаръ съ улыбкой посмотрѣлъ на меня и продолжалъ:
Elle a le nez morveux
Et les yeux chassieux
C’est ma mie l’aveugle, etc.
Наконецъ замѣтивъ, что его пѣніе не забавляетъ меня, онъ замолкъ, и показалъ мнѣ котелъ, уже принявшій другую форму и годный къ употребленію.
— Помните, сказалъ онъ—въ день сраженія при Эйлау, когда мы стояли тѣсной колонной за церковью?—«Разумѣется, отозвался я,—погода была точно такая же, какъ сегодня; это тѣмъ болѣе мнѣ памятно, что шалая русская бомба сорвала у меня поверхъ ранца котелъ, который я обязанъ былъ нести въ этотъ день въ очередь; бѣдный мой Пикаръ, и вы должны это хо-
