сдѣлалъ обильный запасъ, закусили, запивъ снѣгомъ съ водкой, потомъ взяли каждый по куску мяса—Пикаръ въ ранецъ, а я въ сумку, и вставъ передъ костромъ, стали молча грѣть себѣ руки, размышляя каждый про себя, что намъ дѣлать.
— Ну что же, старина, куда мы направимъ свои стопы?
— Да вотъ, отвѣчалъ я—у меня все эта чортова музыка звенитъ въ ушахъ!
— А что если вы ошиблись? Можетъ быть, это заря или сигналъ нашихъ конныхъ гренадеръ! Вѣдь вы знаете мотивъ?
Я прервалъ Пикара, сказавъ, что вотъ уже двѣ недѣли какъ зари не существуетъ: у насъ нѣтъ больше кавалеріи, а изъ того, что осталось, сформировали одинъ эскадронъ, такъ называемый священный эскадронъ, потому что имъ командовалъ самый старый маршалъ Франціи: генералы состояли въ немъ вмѣсто капитановъ и полковниковъ, а другіе офицеры въ качествѣ солдатъ; то же самое было и съ батальономъ, называемымъ «священнымъ»; словомъ, изъ 40,000 кавалеріи у насъ осталось не болѣе 1,000.
Не давъ ему времени отвѣчать, я прибавилъ, что слышанная нами музыка несомнѣнно сборъ русской кавалеріи и что она заставила его вылѣзти изъ заряднаго ящика. «О, несовсѣмъ это заставило меня, землякъ, а главное то, что я замѣтилъ ваше намѣреніе поджечь ящикъ».
Едва успѣвъ произнести эти слова, Пикаръ вдругъ,