здѣсь ночью и въ обществѣ этого сквернаго калмыка—вѣдь это калмыкъ; посмотрите его глаза! Онъ былъ здѣсь вчера съ пяти часовъ, но потомъ куда-то исчезъ, вотъ почему я удивился, что вижу его».
Я разсказалъ Пикару, какъ я увидалъ его и какъ онъ меня напугалъ.—«Но вы-то, землякъ, спросилъ онъ меня, какими путями вы попали сюда, да еще ночью?»—Прежде чѣмъ вамъ разсказать все это, я спрошу васъ, нѣтъ-ли у васъ чего-нибудь поѣсть?—«Какъ же, сержантъ, есть кусочекъ сухаря!» Онъ открылъ свой ранецъ и вытащилъ оттуда кусокъ сухаря, величиной въ ладонь, я схватилъ его и немедленно пожралъ, такъ какъ съ 15-го (27-го) октября мнѣ не приводилось ѣсть хлѣба (кромѣ того маленькаго кусочка, который далъ мнѣ Гранжье въ Смоленскѣ, 29-го октября (10-го ноября). Поѣдая сухарь, я спросилъ: «А что, Пикаръ, нѣтъ-ли у васъ водки?—Нѣтъ, землякъ. «А между тѣмъ, я какъ будто слышу запахъ водки.» Вы правы, отвѣчалъ онъ, вчера, когда разграбили вотъ этотъ зарядный ящикъ, тамъ нашли бутылку водки, но люди поссорились изъ-за нея, разбили ее и она погибла». Я пожелалъ видѣть, гдѣ это случилось. Онъ показалъ мнѣ мѣсто; тогда я собралъ кусочки снѣга, пропитанные водкой, какъ я это дѣлалъ съ замороженною конской кровью. «Вотъ такъ смекалка, проговорилъ Пикаръ. А я и не догадался бы. Въ такомъ случаѣ здѣсь окажется достаточно водки, чтобы мы могли подкутить; кажется, въ ящикѣ было нѣсколько бутылокъ!»
Съѣденный мной кусокъ сухаря и пригоршня снѣга
