остатокъ ночи. Подкладывая топлива въ костеръ, я замѣтилъ между обломками ребра лошади, уже отчасти обглоданныя, но на нихъ оставалось еще достаточно мяса, чтобы утолить голодъ, начинавшій терзать меня. Хотя эти кости были вывалены въ золѣ и въ снѣгу, но при данномъ положеніи они оказались для меня сущимъ кладомъ. Со вчерашняго дня я съѣлъ всего половину вороны, поднятой мной на дороги, да нѣсколько ложекъ похлебки изъ крупы, пополамъ съ овсяной соломой и рожью, посоленной порохомъ.
Едва успѣла моя котлетка согрѣться, какъ я принялся грызть ее, не смотря на золу, служившую ей приправой. Во время этой скудной трапезы я поминутно озирался, не видать-ли чего тревожнаго.
Съ тѣхъ поръ какъ я попалъ въ этотъ оврагъ, положеніе мое нѣсколько улучшилось. Я уже не тащился на холоду, былъ въ защитѣ отъ вѣтра и мороза, грѣлся у костра и закусилъ хоть немного. Но я былъ до того утомленъ, что заснулъ не окончивъ ѣсть, но сномъ безпокойнымъ, прерываемымъ сильными болями въ поясницѣ—точно кто поколотилъ меня. Не знаю, сколько времени я отдыхалъ, но когда я проснулся, еще не похоже было на близкій разсвѣтъ—въ Россіи ночи длинны, лѣтомъ наоборотъ, ночей почти совсѣмъ нѣтъ.
Засыпая, я положилъ ноги въ золу и когда проснулся, онѣ были у меня теплыя. Я зналъ по опыту, что хорошій огонь прогоняетъ усталость и утишаетъ боли—поэтому я намѣревался развести костеръ, употребивъ на это за-