благодаря этому несчастная была обязана тѣмъ, что съ нея не содрали одежду.
Въ томъ положеніи, въ какомъ я находился, чувство самосохраненія было всегда моей первой мыслью; вотъ почему необдуманнымъ движеніемъ я хотѣлъ попытать свои силы, чтобы отрѣзать кусокъ лошади, забывъ о томъ, что за минуту передъ тѣмъ я свалился отъ слабости, стараясь сдѣлать то же самое. Тѣмъ не менѣе я взялъ топоръ въ обѣ руки и сталъ рубить лошадь, находившуюся еще въ оглобляхъ повозки, но какъ и въ первый разъ, это оказалось напраснымъ трудомъ. Тогда мнѣ пришло въ голову засунуть руку внутрь лошади и попробовать вытащить оттуда сердце, печенку или другой какой органъ. Но я чуть не отморозилъ себѣ руку; къ счастью пострадалъ только одинъ палецъ на правой рукѣ, который еще не зажилъ, когда я прибылъ въ Парижъ, въ мартѣ 1813 года.
Наконецъ, не будучи въ силахъ оторвать ни клочка мяса, чтобы поѣсть конины хотя бы въ сыромъ видѣ, я рѣшился заночевать въ повозкѣ, оказавшейся крытой; я еще не заглядывалъ внутрь ея въ увѣренности, что не найду тамъ ничего съѣстного: я подошелъ къ трупу женщины, намѣреваясь снять съ нея овчиный тулупъ для себя, но не могъ своротить ее съ мѣста. Однако я не отчаявался. У нея станъ былъ затянутъ ремнемъ или ружейной перевязью, и чтобы снять его, мнѣ надо было повернуть тѣло такъ, чтобы пряжка очутилась съ другой стороны. Для этого я взялъ ружье въ обѣ руки и поддѣлъ его
