меня: онъ еще не умеръ. Пуля пронзила ему бокъ, независимо отъ сабельной раны, нанесенной ему адъютантомъ. Я уложилъ его поудобнѣе, потому что бѣлая лошадь русскаго офицера, возлѣ которой онъ упалъ, сильно билась и могла повредить ему.
Внутренность домовъ селенія, гдѣ мы находились—не знаю было это Кирково или Малерва—а также русскій лагерь и окрестности были полны труповъ, большей частью обгорѣлыхъ. У нашего батальоннаго командира, Жиле, пулей раздробило бедро, и онъ умеръ отъ раны нѣсколько дней спустя. Стрѣлки и волтижоры потерпѣли еще большій уронъ, чѣмъ мы. Утромъ я встрѣтилъ капитана Дебонне, своего земляка, командовавшаго ротой гвардейскихъ волтижоровъ; онъ пришелъ освѣдомиться, не случилось-ли чего со мною, и разсказалъ кстати, что онъ лишился цѣлой трети своей роты, вдобавокъ своего подпоручика-велита и своего фельдфебеля, которые были убиты изъ первыхъ.
Послѣдствіемъ этого кровопролитнаго боя было то, что русскіе отступили со своихъ позицій, однако не удалились, и мы остались на полѣ сраженія весь день и всю ночь съ 4 (16-го) на 5-е (17-е) ноября, находясь постоянно въ движеніи. Ежеминутно, чтобы держать насъ на чеку, насъ заставляли браться за оружіе; все время мы были насторожѣ, не имѣя возможности ни отдохнуть, ни даже погрѣться.
Послѣ одной изъ такихъ тревогъ, и въ ту минуту, когда всѣ мы, унтеръ-офицеры, собрались въ кучку,
