Когдя я прибылъ въ лагерь уже готовили оружіе; всѣ расположены были драться отчаянно; многіе признавались, что жаждутъ конца своимъ страданіямъ, такъ какъ терпѣть долѣе не въ силахъ.
Около двухъ часовъ ночи началось движеніе; мы выступили тремя колоннами; фузелеры-гренадеры, въ составъ коихъ входилъ и я, и фузелеры-егеря образовали центръ. Стрѣлки и волтижеры составляли правую и лѣвую колонны. Морозъ стоялъ такой же лютый, какъ и въ предыдущіе дни; мы пробирались съ трудомъ, по колѣна въ снѣгу. Послѣ получасового пути, мы очутились среди русскихъ; часть ихъ была подъ оружіемъ — справа отъ насъ тянулась на разстояніи какихъ-нибудь 80 шаговъ длинная линія пѣхоты и направляла въ насъ убійственный ружейный огонь. Ихъ тяжелая кавалерія, состоявшая изъ кирасировъ въ бѣлыхъ мундирахъ съ черными латами, находилась по лѣвую руку отъ насъ на такомъ же разстояніи; они ревѣли, какъ волки, подзадоривая другъ друга, но не осмѣливались подступать къ намъ, а ихъ артиллерія, расположившись въ центрѣ, сыпала въ насъ картечью. Но это не остановило нашего движенія; несмотря на ихъ огонь и множество падавшихъ людей, мы пошли на нихъ въ атаку и вступили въ ихъ лагерь, гдѣ произвели страшнѣйшую рѣзню, орудуя штыками.
Тѣ, что находились подальше, успѣли схватить оружіе и придти на помощь первымъ. Тогда начался другого рода бой: они подожгли свой лагерь и оба
