у огня, который ежеминутно угасалъ, какъ и жизнь окружавшихъ его людей; мы размышляли о завтрашнемъ днѣ, о прибытіи въ Смоленскъ, гдѣ, какъ намъ обѣщали, должны окончиться наши мученія — вѣдь тамъ мы найдемъ продовольствіе и квартиры.
Я кончилъ свой жалкій ужинъ, состоявшій изъ кусочка печенки отъ лошади, убитой нашими саперами, а вмѣсто питья проглотилъ пригоршню снѣга. Маршалъ также съѣлъ печенки, зажаренной для него денщикомъ, но только онъ ѣлъ ее съ кускомъ сухаря и запилъ каплей водки; ужинъ, какъ видите, не особенно изысканный для маршала Франціи, но и то было еще недурно при нашемъ злосчастномъ положеніи.
Послѣ ужина онъ вдругъ спросилъ у часового, стоявшаго опершись на ружье, у дверей риги, зачѣмъ онъ тутъ? Солдатъ отвѣчалъ, что онъ стоитъ на часахъ.—Для кого и для чего? возразилъ маршалъ,—вѣдь все равно, это не помѣшаетъ холоду и нуждѣ вторгнуться сюда и терзать насъ! Ступай лучше, займи мѣсто у огня! — Немного погодя, онъ попросилъ у денщика чего-нибудь подложить себѣ подъ голову; ему подали чемоданъ, онъ завернулся въ плащъ и улегся.
Я собирался сдѣлать то же самое, растянувшись на своей медвѣжьей шкурѣ, какъ вдругъ насъ переполошилъ какой-то странный шумъ; оказывается, сѣверный вѣтеръ забушевалъ по лѣсу, подымая снѣжную метель при 27-ми градусномъ морозѣ, такъ что людямъ невозможно было оставаться на мѣстахъ. Съ криками они бѣгали по равнинѣ, стараясь попасть туда,
