Страница:Пожар Москвы. 1812 г. Мемуары графа де-Сегюра (1912).pdf/77

Эта страница была вычитана

чальными предчувствіями, онъ медленно отправился на главную квартиру.

Мюратъ, принцъ Евгеній, Бертье, Даву и Бессьеръ слѣдовали за нимъ. Бѣдное жилище невѣжественнаго ремесленника заключало въ своихъ стѣнахъ Императора, двухъ королей, трехъ генераловъ арміи! Они пришли туда, чтобы решить судьбу Европы и арміи, которая ее завоевала. Смоленскъ былъ цѣлью. Какъ итти туда — черезъ Калугу, Медынь или Можайскъ? Наполеонъ сидѣлъ передъ столомъ, опершись головой на руки, которыя закрывали его лицо и отражавшуюся, вѣроятно, на немъ скорбь.

Никто не решался нарушить этого рокового молчанія, какъ вдругъ Мюратъ, который не могъ долго сосредоточиваться, не вынесъ этого колебанія. Послушный лишь внушеніямъ своей пламенной натуры, и не желая поддаваться такой нерѣшительности, онъ воскликнулъ въ одномъ изъ порывовъ, свойственныхъ ему и способныхъ разомъ или поднять настроеніе или ввергнуть въ отчаяніе: «Пусть меня снова обвинятъ въ неосторожности, но на войне все рѣшается и определяется обстоятельствами. Тамъ, где остается одинъ исходъ — атака, всякая осторожность становится отвагой и отвага осторожностью. Остановиться нѣтъ никакой возможности, бѣжать опасно, поэтому намъ необходимо преследовать непріятеля.

Тот же текст в современной орфографии

чальными предчувствиями, он медленно отправился на главную квартиру.

Мюрат, принц Евгений, Бертье, Даву и Бессьер следовали за ним. Бедное жилище невежественного ремесленника заключало в своих стенах императора, двух королей, трех генералов армии! Они пришли туда, чтобы решить судьбу Европы и армии, которая её завоевала. Смоленск был целью. Как идти туда — через Калугу, Медынь или Можайск? Наполеон сидел перед столом, опершись головой на руки, которые закрывали его лицо и отражавшуюся, вероятно, на нём скорбь.

Никто не решался нарушить этого рокового молчания, как вдруг Мюрат, который не мог долго сосредоточиваться, не вынес этого колебания. Послушный лишь внушениям своей пламенной натуры, и не желая поддаваться такой нерешительности, он воскликнул в одном из порывов, свойственных ему и способных разом или поднять настроение или ввергнуть в отчаяние: «Пусть меня снова обвинят в неосторожности, но на войне всё решается и определяется обстоятельствами. Там, где остается один исход — атака, всякая осторожность становится отвагой и отвага осторожностью. Остановиться нет никакой возможности, бежать опасно, поэтому нам необходимо преследовать неприятеля.