т.-е. долго не вызывал разоблаченій, занимался поддѣлками И. П. Сахаровъ, нѣкогда большой авторитетъ въ археологіи и этнографіи, въ другихъ отношеніяхъ дѣйствительно оказавшій наукѣ не малыя услуги. Біографія его еще не написана, и она, вѣроятно, объяснитъ въ Сахаровѣ эту смѣсь настоящихъ научныхъ инстинктовъ и фантазерства, доходившаго до подлоговъ. Это былъ любитель, но въ полной мѣрѣ самоучка, не имѣвшій правильной научной подготовки, и, какъ всѣ самоучки, преувеличивавшій свои познанія. Первый успѣхъ его изданій окончательно вскружилъ ему голову: онъ вообразилъ себя авторитетомъ, и когда первые опыты собственныхъ подправокъ въ русской старинѣ прошли не замѣченными, онъ сталъ смѣлѣе и, наконецъ, сталъ прямо выдумывать. Онъ былъ великій почитатель старины, какъ самаго подлиннаго выраженія русской народности, ненавидѣлъ все иноземное; съ научной постановкой вопроса о народно-поэтической старинѣ онъ былъ совершенно незнакомъ, и, напримѣръ, его попытки говорить о древней русской миѳологіи, народныхъ преданіяхъ и т. под. представляютъ нѣчто крайне уродливое. Если въ сороковыхъ годахъ не указывали этой нескладицы, то вѣроятно, потому, что хотѣли щадить археолога, въ другихъ отношеніяхъ имѣвшаго свои заслуги: миѳологическія и другія объясненія русской старины, сдѣланныя Сахаровымъ, остались одиноко стоящею чепухой. Въ первое время, когда онъ издавалъ сборники пѣсенъ, сказокъ, старыхъ записокъ, путешествій и проч., при чемъ онъ съ великимъ пренебреженіемъ говорилъ, напримѣръ, о своихъ предшественникахъ по изданію пѣсенъ, укоряя ихъ въ подправкѣ текстовъ, никому не приходило въ голову усомниться въ точности его собственныхъ текстовъ: позднѣе оказалось однако, что онъ цѣликомъ бралъ пѣсни у предшественниковъ, которыхъ только-что осуждалъ — какъ будто именно для отвода глазъ.[1] Онъ ссылался на какую-то
- ↑ Ср. въ «Исторіи р. этнографіи». I, стр. 300—303.
т. е. долго не вызывал разоблачений, занимался подделками И. П. Сахаров, некогда большой авторитет в археологии и этнографии, в других отношениях действительно оказавший науке не малые услуги. Биография его еще не написана, и она, вероятно, объяснит в Сахарове эту смесь настоящих научных инстинктов и фантазерства, доходившего до подлогов. Это был любитель, но в полной мере самоучка, не имевший правильной научной подготовки, и, как все самоучки, преувеличивавший свои познания. Первый успех его изданий окончательно вскружил ему голову: он вообразил себя авторитетом, и когда первые опыты собственных подправок в русской старине прошли не замеченными, он стал смелее и, наконец, стал прямо выдумывать. Он был великий почитатель старины, как самого подлинного выражения русской народности, ненавидел всё иноземное; с научной постановкой вопроса о народно-поэтической старине он был совершенно незнаком, и, например, его попытки говорить о древней русской мифологии, народных преданиях и т. под. представляют нечто крайне уродливое. Если в сороковых годах не указывали этой нескладицы, то вероятно, потому, что хотели щадить археолога, в других отношениях имевшего свои заслуги: мифологические и другие объяснения русской старины, сделанные Сахаровым, остались одиноко стоящею чепухой. В первое время, когда он издавал сборники песен, сказок, старых записок, путешествий и проч., при чем он с великим пренебрежением говорил, например, о своих предшественниках по изданию песен, укоряя их в подправке текстов, никому не приходило в голову усомниться в точности его собственных текстов: позднее оказалось однако, что он целиком брал песни у предшественников, которых только что осуждал — как будто именно для отвода глаз.[1] Он ссылался на какую-то
- ↑ Ср. в «Истории р. этнографии». I, стр. 300—303.
