удовлетворить своей любознательности — точное изученіе самихъ памятниковъ: они строго держались того, что было раскрыто, какъ вполнѣ удостовѣренный фактъ, и не считали позволительнымъ фантазировать о томъ, о чемъ не было никакихъ данныхъ. Эти люди, со временъ Герарда-Фридриха Миллера и Новикова и продолжая ученымъ кружкомъ канцлера Румянцова, полагали основаніе прочному изученію древней русской письменности. Но было не мало людей, у которыхъ не было ни серьезнаго ума, ни научной подготовки; любовь къ старинѣ вырождалась у нихъ въ фантазерство, которое могло имѣть нѣкоторый успѣхъ только потому, что въ массѣ общества было еще слишкомъ мало людей, способныхъ къ научной критикѣ. Таковъ былъ извѣстный нѣкогда Мих. Ник. Макаровъ (1789—1847), усердно занимавшійся истолкованіемъ русской старины: обычая, преданій, языка, письменности. Онъ принималъ на себя видъ знатока, ему вѣрили иногда даже люди совсѣмъ серьезные: Бодянскій находилъ возможнымъ печатать въ «Чтеніяхъ» московскаго Общества исторіи и древностей его «Опытъ русскаго простонароднаго словотолковника» (1846). Въ своихъ «Повѣстяхъ изъ русскихъ народныхъ преданій», М. 1834, Макаровъ пересказывалъ старинную повѣсть: онъ утверждалъ, что нашелъ въ своихъ старыхъ бумагахъ эту повѣсть, «написанную весьма просто, но обезображенную рукою времени» (?); онъ передаетъ и заглавіе мнимой старинной повѣсти[1]. Макаровъ былъ также «знатокъ» литературы XVIII вѣка и т. п.; но настоящіе историки послѣ нѣсколькихъ провѣрокъ скоро убѣдились, что и здѣсь показанія Макарова не имѣютъ ни малѣйшей достовѣрности.[2]
Болѣе сложно, и для своего времени болѣе успѣшно,
- ↑ «О томъ, что случилось и приключилось съ Мадленою, дочерью дѣвицею Ивановою пана Тарновскаго, и о томъ, какъ онъ панъ Иванъ прощалъ ее, и какъ паны Поляки все еще были въ ненависти противу Руси».
- ↑ См. Тихонравова, разборъ книги Галахова въ отчетѣ объ Уваровскихъ преміяхъ, 1878, стр. 37; въ моемъ «Очеркѣ литературной исторіи старинныхъ повѣстей» и проч. стр. 281.
удовлетворить своей любознательности — точное изучение самих памятников: они строго держались того, что было раскрыто, как вполне удостоверенный факт, и не считали позволительным фантазировать о том, о чем не было никаких данных. Эти люди, со времен Герарда-Фридриха Миллера и Новикова и продолжая ученым кружком канцлера Румянцова, полагали основание прочному изучению древней русской письменности. Но было не мало людей, у которых не было ни серьезного ума, ни научной подготовки; любовь к старине вырождалась у них в фантазерство, которое могло иметь некоторый успех только потому, что в массе общества было еще слишком мало людей, способных к научной критике. Таков был известный некогда Мих. Ник. Макаров (1789—1847), усердно занимавшийся истолкованием русской старины: обычая, преданий, языка, письменности. Он принимал на себя вид знатока, ему верили иногда даже люди совсем серьезные: Бодянский находил возможным печатать в «Чтениях» московского Общества истории и древностей его «Опыт русского простонародного словотолковника» (1846). В своих «Повестях из русских народных преданий», М. 1834, Макаров пересказывал старинную повесть: он утверждал, что нашел в своих старых бумагах эту повесть, «написанную весьма просто, но обезображенную рукою времени» (?); он передает и заглавие мнимой старинной повести[1]. Макаров был также «знаток» литературы XVIII века и т. п.; но настоящие историки после нескольких проверок скоро убедились, что и здесь показания Макарова не имеют ни малейшей достоверности.[2]
Более сложно, и для своего времени более успешно,
- ↑ «О том, что случилось и приключилось с Мадленою, дочерью девицею Ивановою пана Тарновского, и о том, как он пан Иван прощал ее, и как паны Поляки всё еще были в ненависти противу Руси».
- ↑ См. Тихонравова, разбор книги Галахова в отчете об Уваровских премиях, 1878, стр. 37; в моем «Очерке литературной истории старинных повестей» и проч. стр. 281.
