Заместителя Нестора, епископа Леона, Андрей выгонял три. раза, причем в последний раз поводом к изгнанию послужило лишь то, что Леон не соглашался позволить есть скоромное в среду и пятницу, если даже в эти дни случались и большие господские праздники[1].
Зато сумевшим угодить ему архиереям он позволял делать решительно все, что пожелают, не возмущаясь даже самыми жестокими и кровавыми поступками их.
Так, любимец его епископ Феодор, принуждая повиноваться себе владимирцев, не признававших его власти, позволял себе невероятные варварства: мучил непокорных игуменов, монахов, священников и простых людей, рвал им бороды, рубил головы, выжигал глаза, резал языки, отбирая имения у своих жертв.
И Андрей на все это смотрел сквозь пальцы и пожертвовал своим любимцем только тогда, когда увидел, что начинается народное волнение, могущее для самого его иметь опасность[2].
Даже к близким своим родным Андрей не имел любви и трех своих братьев выгнал из России.
Удивительно ли после всего этого, что в организации убийства Андрея принимала участие даже его собственная жена.
Смерть Андрея встречена была общим сочувствием, и народ поспешил расправиться и со всеми ставленниками Андрея.
Где в такой жизни хотя бы признак святости, который мог бы подать повод к возбуждению вопроса о причислении Андрея к лику святых?
Причину канонизации Андрея открывает один из последних жизнеописателей его В. Георгиевский в своей брошюре: «Св. Благоверный вел. князь Андрей Боголюбский», изданной в 1900 году.
«Православие и самодержавие — эти краеугольные камни великого здания — государства русского были впервые указаны Андреем Боголюбским, — пишет В. Георгиевский, — жертва, принесенная им для России, как и вся его деятельность, не остались бесплодными. Сила Андреева, развеянная на короткое время после смерти его врагами, снова собирается в руках брата его, могущественного Всеволода III, растет у князей московских, следовавших
