Совершенно иную картину нравов представляли низшие классы населения: здоровые телом, они отличались и нравственной крепостью.
Из многочисленных пастырских «поучений», «обличительных слов», назидательных «увещаний», дошедших до нас от тех времен, а также из сказаний летописцев и других современников, видно, как незначительны были уклонения от требований нравственности среди этих слоев русского народа.
Общерусский недостаток — излишнее употребление вина, от которого, как только что было сказано, не свободно было и само духовенство; сквернословие и суеверия — результаты темноты народной и пристрастие к некоторым празднествам и обрядам прежней языческой религии, более живой и радостной, а, стало быть, и более приятной народу, чем сухое, византийско-монашеское христианство, — вот все, в чем только и могли упрекать своих чад-простецов духовные отцы.
Ни о коварстве, ни о злобе, ни о жестокости, ни о лести, ни об обманах, ни о «содомском грехе», ни о других гнусностях, распространенных на верхах, здесь нет и помину.
Наоборот, летописцы приводят случаи, обличающие, может быть, даже чрезмерную требовательность к чистоте нравов, царившую среди рядовых русских людей, не имевших отношения ни к царским и архиерейским палатам, ни к монашеским кельям.
Так, в 1174 году галичане сожгли одну несчастную женщину, по имени Анастасию, бывшую наложницею их князя Ярослава, а самого его приводили к присяге, чтобы впредь он жил только с своей законной женой[1].
Отмечают летописи среди простецов и лиц, исключительно высокой нравственности.
«Преставися Ян, — пишет автор «Несторовой Летописи»,— старец добрый, жив лет 90 в старости мастите по закону божию, не хужше первых праведник; бе бо муж благ и кроток и смирен, отгребался от всяких вещи».
В таких же красках рисуется и его супруга Мария[2].
Естественно было бы ожидать, что именно из такой нравственно здоровой среды и будет канонизовано наибольшее количество святых.
