Обилие посторонних женщин в мужских монастырях и мужчин в женских, совместное сожительство чернецов и черничек, множество мальчиков в кельях настоятелей, — все это дает повод заключать, что монашеские обеты о девстве и целомудрии соблюдались далеко не строго, и поводы к так называемым на монашеском языке «искушениям» были буквально на каждом шагу.
Возможно, что будущие святые и боролись с этими соблазнами, но ведь еще апостол сказал:
«Не еже бо хощу доброе, творю, но еже не хощу злое, сие со деваю» (Римл. VII, 19).
Подстать такому архиерейству было и низшее монашествующее духовенство,
Вот как рисует его Иван Грозный в своей речи на Стоглавом соборе.
«Старец поставит в лесу келью, — говорил царь, — или срубит церковь да пойдет по миру просить на сооружение, а у меня земли и руги просит, а что соберет, пропьет, да и в пустыне совершает не по боге».
И не только чернецы, но и черницы скитаются по миру с иконами, собирая на сооружение церквей и обителей и прося милостыни на торжищах и улицах, по селам и дворам, чему дивились иноземцы.
Другие иноки, хотя были пострижены и в общежительных монастырях, имевших средства для жизни, но, не желая подчиняться строгим правилам общежития, оставляют свои обители и бродят по городам и селам, по пустыням и монастырям, и нигде не имеют себе покою.
Оттого встречаются такие чернецы и черницы, скитающиеся по миру, которые как бы не знают, что такое монастырь: черницы живут при церквах приходских просвирницами, а чернецы служат при тех же церквах попами.
Внутри монастырей существовали беспорядки другого рода.
«В нашем царстве, — говорил Грозный, — на Москве и во всех городах есть монастыри особные: живет игумен да два или три чернеца, или и более, где как случится; да тут же в монастыре живут миряне с женами и детьми; равно и в женских монастырях живут иногда миряне с женами и холостые; в ином же монастыре живут вместе чернецы и черницы; а в ином попы и диаконы, дьячки и пономари с женами живут вместе с черницами».
